Волков тяжело дышал в трубку. Лика почти физически чувствовала его мыслительные усилия: разгребает дела, переносит их на другое время, ищет занятой человек свободное окно в своих трудах.

— Через сорок пять минут я буду на месте, отозвался наконец Волков.

— До встречи! — попрощалась Лика.

Назло всем мужчинам и в первую очередь Лешке задержаться на полчаса? Пусть ждет! Но Лика знала, что этому мстительному порыву не суждено сбыться и она придет в кафе до намеченного времени.

На курсе у Ильи было прозвище Бескорыстный. Присвоено от противного, потому что Илюша был корыстен по-детски неприкрыто. Ведь это только в детстве на просьбу: «Дай конфетку!» нормально услышать: «А ты мне что?» Но Илюшу попроси: «Дай лабораторную скатать!» — обязательно потребует компенсации: «А ты мне свою бейсболку?» И при этом за пять университетских лет Илюша скатал у Лешки огромное количество лабораторных и прочих решенных задач. Именно бескорыстно. Но Илюша — улица с односторонним движением, чужих благодеяний он не помнил.

Выслушав просьбу Леши Смирнова: определить, откуда звонили на домашний телефон, Илюша рассмеялся:

— Ну, вы, народ, даете! Вы считаете, что мы в ФСБ всесильны!

Самодовольное выражение лица Илюши говорило о противоположном: «Да, народ, мы всесильны!»

— Очень тебя прошу! — мучился от унижения Леша. — Очень нужно!

— Ты знаешь, как устроена работа АТС? — кривлялся Илья. — Подсказать?

— Там в сервере могло остаться!

— Если телефон стоит на прослушке.; Твой стоит?

— Ты мне ответь! — огрызнулся Леша и тут же сбавил тон:

— Хороший техник может вытащить!

— Хорошие техники уже давно за бугром. Кстати, почему ты не слинял? Ведь предлагали? Контакты поддерживаешь?

— Нет! Илья, ты мне поможешь? — прямо спросил Леша.

— Кого ты, собственно, вычисляешь? И почему?

— Мать! — признался Леша. Это прозвучало как ругательство, и он поправился:

— Свою родную маму.

— Не понял!

— Дело в том, что она.., как бы заболела.., тяжело. И уехала.

— Помирать?

— Не исключено.

— Старик! Радуйся! У меня бабушка полгода пластом лежала, от рака умирала. Еще то удовольствие! Она, конечно, меня вырастила и все такое прочее, но это еще не повод свою жизнь гробить и застарелой мочой дышать.

Леше остро захотелось дать ему в морду. Леша засунул руки в карманы, чтобы не сорваться.

Они разговаривали, прогуливаясь. В данный момент шли по Кузнецкому Мосту.

— Я не обедал, — сказал Илья и кивнул на витрину ресторана. — Зайдем?

— У меня полтинник в кошельке.

— Значит, не зайдем, — разочарованно сказал , Илюша. — Хоть чебурек купи?

Леша купил ему чебурек и стакан воды. Они сидели на скамейке около ЦУМа. С набитым ртом Илья рассказывал, что его служба «и опасна, и трудна», очень секретна, а несознательные приятели постоянно лезут с глупыми просьбами: то долг помоги вернуть, то соседа-буяна приструни, то посодействуй против бесчинств милиции. Скоро дойдет до того, что будут просить пропавшую собачку искать.

И тут же, не замечая противоречия, поведал, как у одного генерала-начальника пропал пес, Лабрадор.

— Всех на уши подняли. Через сутки нашли, — гордо поделился Илья.

— Понятно, — усмехнулся Леша, — генеральский Лабрадор — не чета рядовой шавке.

— Верно! — без всякого намека на иронию согласился Илья.

— Давай переведем наш разговор, — предложил Леша, — на коммерческую основу. Сколько ты хочешь за сведения, о которых я прошу?

Илья вновь заговорил о служебных трудностях, о том, как непросто ему будет получить нужные санкции. Но есть выход. Леша заявляет, что его домогаются заокеанские плохие дяди. Пишет заявление и еще одну бумажку подписывает о сотрудничестве. Так, мелочь. Время от времени сообщать, чем научная общественность живет. Телефон ставят на прослушку.

У Леши снова зачесались кулаки. Он их не распустил, ради мамы даже не послал Илюшу далеко и энергично. Только процедил:

— Мне это не подходит. Не вербуй!

— Хозяин барин, — пожал плечами Илюша.

— Сколько ты хочешь в тугриках? — спросил Леша.

— Взяток не беру.

— Сколько?

— У тебя, случайно, компьютера нет нового?

Портативного лап-топа? Лишнего и навороченного?

«Аппетиты, однако! — мысленно присвистнул Леша. — Верных полторы тысячи баксов! Займу у научного руководителя».

— Будет тебе компьютер.

— Запиши свой телефон и все данные мамочки.

Илья тщательно вытер бумажной салфеткой губы и пальцы, скомкал салфетку и бросил на землю, хотя рядом стояла урна.

Когда-то в детстве мама говорила: «Верный признак некультурного человека — мусорить другим людям. Он не наклонится, чтобы поднять недоброшенное до урны, он выбрасывает окурки из окна квартиры и автомобиля. И еще: у таких плохо с орфографией и пунктуацией».

Леша писал с ошибками и половины нужных запятых не ставил. Следовательно, он наполовину культурный. Аккуратностью излишней не страдает.

Но жлобов, которые гадят вокруг себя, с детства ненавидит!

Илья подал руку для прощания. Пришлось ее пожать.

— Следи за пунктуацией! — сказал Леша.

— Это прикол новый?

— Вроде того.

— «Следи за пунктуацией», — повторил Илья. — Типа: контролируй морду лица и не пукай? Клево!

Запомню.

Они пошли в разные стороны. Илья — в контору на Лубянке, Леша — к метро у Большого театра.

ЛЮБА

Звонок Сергея и Леши прогнал сон. Люба стала собираться в дорогу. Была глубокая ночь, и требовался максимум физических действий. В противоположность Кире, которая, получив удар судьбы, каменела и замыкалась. Люба в моменты переживаний развивала бурную активность. Если бы она сидела опустив руки, то, наверное, умерла бы от разрыва сердца.

Люба сняла постельное белье, собрала из многочисленных ванных полотенца и отнесла все в подвал, где стояли стиральная машина и сушилка. Запустила машину, вернулась, достала из кладовой чехлы и стала закрывать мягкую мебель.

Чехлы скоро закончились, в ход пошли простыни.

Диваны и стулья, покрытые простынями, смотрелись похоронно-печально. Пришлось открыть бар и выпить пару рюмочек «Пало».

«Точно на год уезжаю. Зачем все укутала? — спросила себя Люба, оглядываясь по сторонам. И ответила:

— Чтобы действовать!»

Она положила на кровать чемодан и стала его заполнять. Потом второй чемодан… Если бы собиралась в спокойном состоянии, то не набрала бы столько вещей. Но сейчас казалось: надо все. Люба напрочь забыла, что в Москве есть и фен, и банный халат, и шампуни, и комнатные тапочки, что летние босоножки ей не понадобятся, а крем для загара не пригодится.

В пять утра Люба позвонила Хуану, велела срочно явиться и вызвала такси. Хуан пришел заспанный, по зимнему времени одетый в джинсы и рубаху, но в шлепанцах на босу ногу. Люба ни разу не видела его в носках, ботинках или другой приличной обуви.

Она перечисляла, что нужно сделать и как следить за домом. Хуан протяжно зевал и повторял:

— Си, сеньора! Но сэ преокупэ (не беспокойтесь).

— Я мучо преокупэ (много беспокойтесь). Ты, болван, знаю, будешь целыми днями тут на диване валяться и телевизор смотреть!

— Но сой (я не) волван! Какой есть период, сеньора?

— Не знаю, может, месяц меня не будет, а то и больше.

— Карашо!

— Смотри мне! — Люба погрозила пальцем. — Я буду телефонировать и экзаменировать!

— О'кей!

Оба знали, что понимают друг друга только при личном общении, львиную долю которого составляют мимика и жесты. А по телефону им разговаривать бесполезно, только с переводчиком.

В такси напряжение отпустило, и Люба соснула. Очнулась, когда подъезжали к аэропорту в столице Майорки, городе Пальма. Таксист вежливо осведомился, куда летит сеньора. Услышав «в Москву», он почтительно отозвался о русской зиме и вспомнил Сибирь.